Последний незанятый мужчина - Страница 2

Может, она отпугивает мужчин, потому по натуре волевой и независимый человек? Мужчины боятся самоуверенных дам. Может, дело в этом? Но они ведь боятся и слабых женщин. Несколько раз она позволяла себе поддаться порыву страсти и проявить слабость, и что же? Мужчины испарялись мгновенно, еще быстрее, чем появлялись. А если она сохраняла стойкость духа, это возмущало их до глубины души. Третьей линии поведения ей нащупать не удалось, а обе вышеперечисленные заводят в тупик.

Может, дело не в характере, а во внешности? Но честно говоря, это вряд ли. Конечно, до Джессики ей еще худеть и худеть — ту хоть сейчас на глянцевую обложку, а про себя она такого пока что сказать не может. Но ее каштановые локоны, по-школьному разделенные прямым пробором и красиво обрамляющие чистый лоб, никоим образом не напоминают воронье гнездо. Правда, глаза довольно близко посажены, зато губы — полные и хорошо очерченные, к тому же весьма правильный нос. Да, у нее широкая кость, но толстушкой ее не назовешь. Ее часто спрашивают, не течет ли в ее жилах славянская кровь, и ей всегда приятно это слышать: так романтичней и загадочней.

Стало быть, дело не во внешности, но теперь это уже и неважно. Даже если ей попадется идеальный мужчина, Джорджи все равно не поверит, что это надолго: слишком много она видела брачных неудач. Сначала развод родителей, потом женитьба отца на мачехе, с разводом в итоге, ну и, наконец, новый брак матери с запойным пьяницей — все это, вместе взятое, оставило по себе мутный осадок.

Среди ее ровесников супружеские пары либо вели меж собой окопную войну, либо твердо и уверенно шли к этому. Кто у нас будет готовить? Кто у нас моет посуду? Кто будет по ночам вставать к младенцу? Джон хочет еще посидеть в гостях, а Джейн намерена уйти — кто перетянет? Все эти незначительные или даже значительные размолвки подрывали то, что звалось любовью и склеивало некогда счастливые пары.

Джорджи примерно так себе это представляла: когда-то давным-давно некий мазохист, наделенный высшей властью, взял и надел это ярмо — брак — на человечество. Ведь брак предполагает, что два совершенно разных индивидуума соединяются, чтобы жить бок о бок вечно: иметь общие деньги, общих детей, распределять между собой работу по дому и вне дома, общаться с людьми, которые одному могут нравиться, а другому нет, мириться с разными малоприятными и даже отталкивающими привычками, которые есть у каждого человека, а главное — и это самое трудное — они должны радоваться подобной сделке. На такое не каждый отважится.

Вот мужчины и не отваживались, а она не настаивала. Может, это и плохо, что она не может долго поддерживать ухаживания, но если для этого нужно притворяться, что любуешься рогатыми викингами за Полярным кругом, то ну их к лешему, такие отношения. Теперь, внушала она себе, прихлебывая кислое вино, учись обходиться без них. Забудь, о чем мечтала. Все это романтические бредни: найти родственную душу, человека, который который будет тебя понимать до донышка, кинуться ему на шею — так, чтобы земля уплыла из-под ног — и раствориться в нем без остатка. Выкинь из головы и сосредоточься на работе.

А пока что сиди, не обращай внимания на любопытные взгляды и жди, когда появится Джессика. Когда она появится, Джорджи сразу об этом узнает: все повернут голову в одну сторону — в сторону Джессики. Так всегда бывает.

* * *

Джессика Таннер свернула к обочине, заглушила мотор и осталась сидеть в машине. Ее колотила нервная дрожь. Она чуть не задавила человека. Почему-то не заметила перехода, а тут, откуда ни возьмись, в двух шагах от лобового стекла выскакивает эта старушенция — прямо как из-под земли. А если бы тормоза не сработали? Как бы она жила с клеймом убийцы? Ее карма понесла бы непоправимый ущерб. И о чем она только думала?

Ни о чем не думала, в том-то все и дело. Она просто замечталась, представляя, как взбирается на Эверест, а рядом — парень с хорошей фигурой и чуткой душой. Вот они поднимаются на вершину и, задыхаясь от восторга, кидаются друг другу в объятия — они взяли эту высоту!

И с чего вдруг такое пригрезилось? Не удивительно, что она чуть не переехала старушку. Джессика боялась крутых лестниц. Боялась гор. А в детстве, когда мать на каникулы возила ее на горнолыжный курорт (в Церматт, в Сент-Мориц или в Вербье), зажмуривалась даже на самых пологих склонах. Она не в силах была элементарно съехать вниз. Все время падала. Лыжа все время соскакивала, и она со слезами нацепляла ее опять. Мимо нее, вереща от радости, проносились четырехлетние карапузы. Небось смеялись над ней. Инструкторам в конце концов это надоедало. Одного из них, француза, она почему-то очень хорошо запомнила. Он ей сказал: «Смотри не свались с подъемника».

Конечно, она свалилась — это был такой подъемник с поперечиной, которую нужно зажать между ног. Ноги запутались, она испугалась, что может упасть, — и свалилась. Пришлось останавливать подъемный механизм. Настоящие спортсмены-лыжники тоже временно приземлились. Француз подкатил к ней, выпучив глаза, замотал головой и заявил, что ставит на ней крест.

После этого унижения, пожалуй, самого унизительного из всех, что ей довелось пережить, Джессика научилась лгать. По утрам она садилась на фуникулер, поднималась на вершину горы, усаживалась с лыжами в обнимку за столик, заказывала кофе и начинала ждать. Когда после полудня в кафе заглядывала ее матушка или кто-нибудь из их группы, Джессика притворялась, будто только что с лыж. Как правило, к этому времени она успевала так накачаться кофеином, что легко и непринужденно выдавала очередные рулады о своей лихости на лыжной трассе. А что ей оставалось делать? Приходилось обманывать — иначе бы все поняли, что она всего лишь неуклюжая трусиха.