— А любовные сцены как написаны! — сказала она, не сводя глаз с Моргана Хэнкока. — Очень проникновенно.
— Хотите знать, в чем секрет? — усмехнулся Анджело. — Я пишу это так же, как делаю, и каждый раз, когда делаю, я делаю это так, как будто это в последний раз. Потому что парень вроде меня — я не могу похвастать, что меня засыпали предложениями и что, мол, отбою нет. Девчонки не кидаются пачками мне в постель. Когда у меня получается побыть с девчонкой и дойти до того момента, я говорю себе: «Эй, парень, а вдруг это последний раз?» Так что я собираюсь с силами и думаю только об этом и ни о чем больше, понимаете? Ну, что вам еще сказать? Вроде помогает.
Никто не нашелся, что на это ответить, каждый смотрел в свою тарелку.
— Так что не стесняйтесь, раз вы прилетели аж из самой Англии, давайте задавайте вопросы.
— Да, Джорджина. — Морган Блейн наклонился к ней и тихо произнес: — Ну же, задавайте свой вопрос. Ему не терпится поговорить о своем творчестве. Вы ведь за этим приехали, а?
— Как вы… — Джорджи смотрела в тарелку и накручивала спагетти на вилку. Они соскальзывали. — Как вы придумали место действия? Сельву.
— Я там много лет прожил. — Анджело поднял бутылку и налил всем вина. — Прекрасное место. Прекрасные люди. А Рик? Он списан с парня, которого я хорошо знал. Вы не поверите, какой у него магнетизм. Но записать все это на бумаге — вот, доложу вам, задача. А сцена насилия, где машут мачете? Это чистый вымысел. Я сидел в пробке в туннеле, а передо мной в машине подростки врубили свою музыку на всю катушку, от стен отскакивает, ну я и подумал: жаль, что у меня нет мачете. Ружье для этих гадов не годится, слишком жирно им будет. Так бы взял да искромсал их на мелкие кусочки. Вам знакомо такое чувство?
— Угу, — кивнул Морган Блейн. — Мне — знакомо.
— Отлично. А писатели, они же, как принято считать, пишут о том, что хорошо знают. Я, например, все знаю о ведьмах. Я был даже женат на двух таких. А у моей двоюродной сестры — у той была кукла вуду, она втыкала в нее булавки, представляя, что это ее давний дружок, который изменял ей по сто раз на дню. Так я набрел на вуду. Ведьмы и вуду. Ведьмы притворяются нежными девами, вот я и соединил: девы-ведьмы, куклы вуду. А потом скрестил: вышло «Девы-вуду». Символично получилось, с названием-то, знаете? Женщины вообще колдуньи. Мужчины из кожи вон лезут, пытаются разгадать секреты их магии, но нам этого никогда не понять, потому что с чего бы нормальному человеку сидеть и втыкать булавки в куклу, думая, что это изменщик, которого сто лет как в помине нет? А как вы думаете, почему там все происходит в течение одного месяца — апреля? Я подумал, что когда действие происходит в течение одного дня — такое уже было. У Джойса, да? Он первый до этого додумался. Так что у меня все это случилось апреле, это такой крутой месяц — так сказано в одном стихотворении.
— В стихотворении? — оживилась Джессика. — В каком стихотворении?
— У одного парня, Т. С. Элиот его звали. Там, где он говорит, что апрель — самый крутой месяц.
— А, вот оно что! — Лаример Ричардс улыбнулся. — «Апрель — жестокий месяц». Ты мне об этом не рассказывал, Анджело.
— Ну да, я думал, ты и так поймешь. Все-таки среди книжек живешь, должен знать. Вам что, здешняя еда не нравится? Хотите, закажу вам что-нибудь еще?
— Нет-нет, — сказал Морган Хэнкок. — Нам очень интересно все, что вы рассказываете. Просто заслушались. Еда просто великолепная.
— Да уж. — Анджело отправил в рот целую копну спагетти, пожевал, проглотил, одним глотком выпил сразу полстакана вина. — Вот в чем вопрос. Когда заходит речь о мужчине-женщине. Что женщинам надо? Чтобы их слушались, чтобы их любили, чтобы дарили подарки, чтобы защищали. И знаете, все это они с легкостью получили бы, если бы знали, какую власть имеют над нами, дурачками. Но поскольку они не знают, они уступают нам власть, вроде как отказываются в нашу пользу. Что, в общем-то, очень глупо с их стороны. Ева — та не уступила. Она знает свое дело — колдовское. Вот почему она находит Рика и потом, через несколько сюжетных извивов, потому что без них нельзя никак, Рик доказывает ей, что может дать ей все это. Они встречаются на поляне? И это тоже символично. Там ведь только лес, лес, лес, помните? Поняли, что это значит? Этот лес, отделяющий мужчину от женщины, эти ветви непонимания, которые вам приходится ломать, сквозь них приходится прорубаться, но потом, если вы с этим справились, вы выходите на поляну.
— Подождите… — Джорджи, как показалось Джессике, судорожно схватила Анджело за руку. — То есть вы хотите сказать, что мы выйдем на поляну, если мы — женщины — осознаем силу своей магии?
— Правильно, детка.
— А что это за магия?
— Ее описать невозможно. Можно только почувствовать.
— О! — Джорджи нагнулась над тарелкой, взяла вилку и попыталась еще раз намотать на нее спагетти. И снова они шлепнулись на тарелку. — Думаю, я поняла.
— А что же надо мужчинам? — спросил Морган Блейн.
— Женщин! — крикнул Анджело. — Девчонок! Мужчины получают женщин, и магия переходит на них. О чем моя следующая книга «Гроза на рассвете»? Она будет о несчастных мужиках, которые бьются как рыбы об лед, не понимая, что весь смысл этого их битья головой об лед в том, чтобы получить девчонку. Мой герой не понимает ни хрена, пока однажды на поле для гольфа, а он учится играть в гольф, его не шарахнуло молнией. Она-то и вправляет ему мозги.
— Н-да, а как же насчет однополой любви? Куда голубым-то податься? — спросил Морган Хэнкок.
— Сдаюсь! — засмеялся Анджело. — Про это пусть кто-нибудь другой пишет! Тут я пас. Как я уже говорил, писать можно лишь о том, что сам хорошо знаешь.